Из интервью. Ведомости, 28 июля 2005

 — Вашим первым местом работы был “Волгабурмаш”?

— Да, 1 августа 1982 г. я устроился на завод наладчиком 4-го разряда, а через шесть лет меня пригласили главным металлургом на завод “Куйбышевнефтемаш” в Отрадном (город в Самарской области. — “Ведомости”). В начале 90-х на этом заводе мы организовали фирму по производству металлоконструкций, стали выпускать арочные здания на арендованных площадях. Начинали с одного здания в месяц, в лучшие годы делали по 25. Там же мы делали вот эти убогие контейнерные автозаправочные станции, которые сейчас стоят по всей стране.

Все время тянуло перебраться в Самару; для этого мы выкупили 40% завода минераловатных изделий (сегодня — “Термостепс-МТЛ”) и стали выпускать металлоконструкции уже на своих площадях. Тогда же появился и торговый бизнес — в обмен на металлоконструкции мы по бартеру получали из Китая пуховики, одеяла, тушенку. А с 1993 г. начался период торговли вазовскими машинами, но лет через пять мы из этого бизнеса вышли. Деньги оборачивались большие, а доходность снижалась — до 3-4%. Мы всегда умели вовремя отказываться от невыгодных проектов. Видимо, надо было пережить время, когда все занимались всем, лишь бы что-то заработать.

— Сколько вы потратили на покупку завода?

— Это вообще установить невозможно. Мы покупали акции на чековых аукционах, у работников завода — тогда были другие цены, другой курс доллара. Конечно, больших денег мы за него не заплатили. Но и платить-то было не за что. Завод был в очень плохом состоянии. Огромные долги в бюджет и по зарплате, разрушенные каналы сбыта, на рынке тогда уже работали американские компании. Я даже не ощутил, что кто-то еще им интересуется. Покупал акции только чековый инвестиционный фонд “Нефтел”, который выкупил 10%. Его акции были проданы Российскому банку развития регионов, а мы потом стали акционерами этого банка.

— А площади никому не были нужны?

— Тогда были более лакомые куски, а “Волгабурмаш” — сложный хайтековский машиностроительный бизнес. Им могли заинтересоваться только сами нефтяники или крупные американские производители долот. Первые были тогда не такие богатые, как сейчас. И не до этого им было — занимались собственным акционированием. А вторые не верили в демократическое будущее России и в бизнес не вкладывались. О чем сейчас очень сильно жалеют.

— Какую долю “Волгабурмаша” вы контролируете сегодня?

— Порядка 70%.

— Какую долю российского рынка долот вы сейчас занимаете?

— По количеству — около 94-95% российского рынка. По деньгам, конечно, поменьше — около 80-85%. Остальные 15-20% — наши конкуренты, пять американских компаний.

— Как вам удалось стать монополистом на российском рынке буровых долот?

— Это была длительная и кропотливая работа. У нас был опыт продаж арочных зданий, в том числе и нефтяникам, мы знали к ним подход. Уже в первый год работы мы стабилизировали завод, а через год-два цены на долота стали подниматься. И тут как раз у нефтяников начался подъем. Оказалось, что у них критически мало набурено. Мы освоили производство горнорудных долот, долот горизонтального и наклонного бурения. И все это вовремя. Сначала мы сами деньги зарабатывали, а потом появились нормальные кредитные ресурсы: ставки постепенно снизились с 200% до 20-25%. Всего мы тогда вложили в завод порядка $20-25 млн. Фактически построили его заново.

— Заводы буровых долот в Дорогобыче и Сарапуле, которыми вы интересовались в начале 2000-х, сейчас ваши?

— Мы контролируем заводы в Дорогобыче на Украине и в Сарапуле в Удмуртии. Дорогобыч выпускает те же долота, что и “Волгабурмаш”, а Сарапул сориентирован на выпуск долот большого диаметра.

— Вы пытались зайти на “Уралбурмаш”, но у вас это не получилось?

— Нельзя сказать, что пытались зайти — хотели совместно поработать. Но у этого завода очень узкий и бесперспективный рынок — современное долото там не сделаешь, вложения денег неэффективны.

— Сейчас завод с вами конкурирует?

— Нет, я бы не говорил о серьезной конкуренции: в горнорудном бурении он занимает около 30% рынка, а в нефтяном — десятые доли процентов.

— Отразился ли политический кризис на Украине на вашем бизнесе?

— Конечно, отразился — в первую очередь на настроении работников завода. Политический кризис вызвал банковский. Конечно, бизнес от этого пострадал. Но мы там от украинского рынка мало зависим — завод больше 80% долот экспортирует. Ситуация нас не очень пугает — современное градообразующее предприятие нужно всем, кто бы ни оказался у власти.

— Вы один из крупных игроков мирового рынка буровых долот. Куда идет экспорт?

— Мы экспортируем порядка 40% долот “Волгабурмаша”, из которых 20% — горнорудные и 20% — нефтяные. По количеству занимаем 14-15% мирового рынка, а по деньгам — около 2-3%. Наши рынки — Канада, США, Мексика, Центральная Америка, Южная Америка, Юго-Восточная Азия, Ближний Восток, Африка, Австралия. Везде, где есть бурение, мы обязательно представлены. И сейчас все наши перспективы связаны именно с международными рынками, поскольку на российском рынке мы стабильно держим свою долю.

— “Волгабурмаш” размещает сейчас облигации на $21 млн. На что пойдут средства?

— Средства пойдут, в частности, на закупку оборудования стоимостью около $10 млн для выпуска долот большого диаметра. Это позволит увеличить производственные мощности. Мы предполагали, что на 20%, но совсем недавно выиграли несколько крупных международных тендеров на поставку в страны Ближнего Востока. Эти поставки позволят нам в ближайшие два года удвоить обороты “Волгабурмаша” (в 2004 г. выручка компании составила 1,2 млрд руб. — “Ведомости”). И тем самым задание президента по удвоению ВВП выполнить!

— Вы владеете российским холдингом по производству минераловатного утеплителя “Термостепс”. Расскажите историю покупки этой компании.

— В 1993 г., когда мы занимались металлоконструкциями, купили небольшой пакет самарского Завода минераловатных изделий. Сначала взяли под контроль этот завод, который уже входил в холдинг “Термостепс”. А когда владельцы “большого” “Термостепса” стали продавать холдинг, мы уже были знакомы с производством, знали рынок и вызвались купить. Они согласились.

— Почему?

— Возможностей для развития было мало, они варились в собственном соку. Возникла необходимость в более мощной структуре, которая могла бы дать толчок производству. Мы предложили себя, и они согласились.

— А кто был владельцем холдинга?

— Акции были распылены среди менеджмента всех заводов.

— “Термостепс” занимает большую долю рынка?

— Не помню доли, но это крупнейший производитель утеплителя и панелей “сэндвич” в России.

“Роснефть” заменит “ЮКОС”

— Какую долю вашей продукции покупают компании, принадлежавшие “ЮКОСу”? Крах “ЮКОСа” на вашем бизнесе отразился?

— Конечно, отразился. “ЮКОС” стал снижать объемы бурения с начала 2004 г., а сейчас и вовсе свернул. Они покупали от 6% до 10% наших долот. Мы недополучаем деньги, ждем, копятся проблемы с бюджетом. Но в итоге эта доля восстановится за счет той же “Роснефти”.

— Вы хотели приобрести Самарскую табачную фабрику. Почему вы ею заинтересовались и почему отказались?

— Предложение помочь с покупкой фабрики поступило лично мне от одной серьезной компании. Она хотела выпускать в Самаре известный международный брэнд для продажи в России и стран СНГ. Мы хотели купить эту фабрику, перепродать ее и получить долю в бизнесе. Но столкнулись с беспредельными действиями владельцев — подделками документов, фальшивыми перепродажами. А силовые структуры почему-то их поддержали. Мы вовремя вышли — продали то, что успели продать. В итоге они и нас не пустили, и табачный бизнес в Самаре угробили. Компания эта построила фабрику в другом регионе, а мы потеряли рабочие места, налоги, акцизы и все остальное.

— Говорили, что у вас есть пивной бизнес. Это так?

— Это почти не шутка. В Самаре есть ресторанный холдинг “Рестория”, в котором я владею половиной доли. Но в “глобальном” пивном бизнесе я, конечно, не участвую.

— Вы строите 4-звездочную гостиницу Holiday Inn в Самаре. Почему именно “4 звезды” и именно этот оператор?

— У нас в Самаре есть только одна гостиница международного уровня [Renaissance]. В любом европейском городе с населением свыше 1 млн человек гостиниц десятки, поэтому еще одна вполне могла уместиться. Нам удалось договориться с группой Intercontinental Hotels. Мы прошли конкурс, на котором рассматривалось 10 или 12 заявок по странам бывшего СССР. Всем отказали, дали добро только нам. Они же определили и формат гостиницы: 180 номеров и именно “4 звезды” — не более.

См. в интернете
http://www.moscow-post.ru/economics/001222072051607/
http://compromat.ru/main/titov/ischuk.htm